Святослав Логинов - Чёрный смерч [сборник]
— Ходи прямо, гляди браво, приговаривай!..
Таши в плясках не участвовал. За день до всех событий он таки досверлил первый аметистик, подвесил его на жилку и теперь искал Тейлу, мечтая подарить девушке если не всё ожерелье, то хотя бы один цветистый камушек. Тейлу он отыскал за домами, где обычно женщины циновали надранные лыки. Сейчас из-за праздника здесь никого не было, народ на площади табунился: поглядеть на пляски да послушать похвальбу захмелевших воинов. Тейла сидела на чурбачке и, подбирая самые тоненькие лычки, плела что-то себе на потребу. Таши присел рядом. Тейла старательно рукодельничала, словно не замечая парня.
— Я вот тебе подарок принёс, — негромко проговорил Таши, протягивая ладонь, на которой лиловел отполированный до блеска самоцвет.
Тейла не выдержала, глянула искоса и охнула от восхищения при виде каменной капли. Осторожно протянула руку, двумя пальцами, словно собираясь взять, коснулась подарка, но тут же отдёрнула руку и голову опустила.
— Мне отец не велел твои подаренья брать, — произнесла она, глядя в землю. — Он и гребёнку черепаховую, что ты подарил, отнял и в огонь бросил. Увижу, говорит, тебя с этим мангасом, все волосы повыдираю, никакая гребёнка не понадобится.
— Вот как? — Таши помрачнел. — В огонь, значит, бросил?
— В огонь… — Тейла всхлипнула. — Мне она так понравилась, как нарочно изогнута, чтобы расчёсываться ловко было. А он говорит: «Молода у парней подарки брать». Ну, отнял бы, если молода, до поры, а зачем в огонь-то? И тебя мангасом обозвал. Сказал, чтобы я и смотреть на тебя не смела, потому что тебе и жениться нельзя. Люди, говорит, по семьям делятся, а ты ни из какой семьи, и мать у тебя — злая йога. Не отдаст он меня тебе, не надейся.
— Девок матери замуж отдают! — проскрипел Таши. — Это не отцовское дело, куда он суётся?
— Мать против его слова и пикнуть не смеет, особенно теперь, когда его вождём выбрали. А старшей матери так и вовсе всё равно. Как он скажет, так и будет. А я бы за тебя пошла, — Тейла бросила на Таши жалостный взгляд, — ты добрый. По тебе много девчат вздыхает, но это оттого, что ты красивый, а мне нравится, что добрый. Все родичи тебя хвалят, один отец не любит, уж не знаю, за что…
— Так зачем его спрашивать? Дождёмся послебудущей осени, дожинки начнутся, я тебя головнёй помечу — пусть-ка попробует отказать!
— Так он говорит, что и праздника дожинок больше не будет, а то за одну ночь мэнки всех молодых ребят подменят.
— Это мы ещё посмотрим, — пообещал Таши, — до послебудущей осени много воды утечёт. Мы вот на днях с Ромаром на низ пойдём, священный нефрит искать. Добуду зелёный нож, так небось и твой отец мне не откажет.
Тейла беспомощно улыбнулась, но ничего не сказала.
— А ты камушек бери. — Таши вновь протянул ладонь. — Он маленький, камушек-то, ты его спрячь, отец и не узнает.
Тейла согласно кивнула и осторожно взяла с широкой ладони прозрачный камень, напоённый сиреневым вечерним светом.
* * *В Большом селении у бродяги Ромара был свой дом — землянка, выкопанная неподалёку от стены. Кроме шамана, никто из родичей давно уже не жил в землянках — строили деревянные дома, обмазывая стены глиной и засыпая крыши землёй. Во всём селении оставалось три землянки: Круглая землянка, перекрытая покупной мамонтовой костью, где до недавнего времени обитал Матхи и куда теперь вселился Калюта, Отшибная землянка, тоже предназначенная для колдовских целей, и дом Ромара. Это никого не удивляло — где еще жить колдуну, которого уже чуть ли не в глаза зовут бессмертным?
Теперь Ромар лежал, скорчившись, на постели, на которой ему так редко приходилось ночевать, а Уника сидела рядом и слушала прерывистую речь старика:
— Пусть народ радуется, без праздника сейчас нельзя, а то руки у людей опустятся. Плохо, что и вождь вместе со всеми празднует, думает победу одержал невесть какую. Нету победы, нету. Ведь это мэнки нашими руками Завеличье очистили. Там теперь если кто и остался, кроме их проклятого племени, так о них и говорить не стоит. У мэнков, правда, победы тоже нет, не удалось им нас нахрапом взять, а колдунов они потеряли много. Вот только долго ли я так продержусь? Да и не дело, когда весь род от одного человека зависит. А если бы они всю эту толпу на Верхнее селение обрушили? Взяли бы его, как пить дать — взяли.
Уника молчала, соглашаясь, скорбно глядела на тщедушную фигурку волшебника. Сдал Ромар за последние годы, и не видеть это может лишь тот, кому привычка глаза застит. Заместо бороды, и прежде негустой, торчит пяток седых волосин, на черепе пух какой-то, да и весь Ромар словно бы усох и куда больше похож не на живого человека, а на призраков, что сидят на берегу подземного озера во владениях мудрого чужинца Баюна. Там собрались маги прежних времён, великие колдуны всех рас и народов. Некогда они были так могучи, что теперь не могли умереть, но стали так стары, что не могут жить. Во время прошлого похода Уника с Ромаром побывали в той пещере, и с тех пор это видение порой возвращается к Унике и вспоминается спокойный вопрос Ромара: «Это и моя судьба?» — и ответ хозяина: «Так или иначе, но ты попадёшь сюда. Но я бы хотел, чтобы ты пришёл ко мне, прежде чем силы окончательно оставят тебя. Тогда нас было бы двое». Однако проходят годы, а Ромар не собирается на покой и не щадит сил, которых осталось не так много. И, словно подслушав мысли ученицы, Ромар произнёс:
— А ведь я надорвался сегодня. Думаешь, это просто — такую ораву переколдовать? Да и волшба их незнакомая, как с ней справляться — неведомо… пришлось силой ломить. Второй раз мне такого не выдюжить.
— Баюна вспомнил? — Уника ничуть не удивилась, что и Ромару пришло на ум то же, что и ей самой.
— Вспомнил. Пора мне к нему в пещеру спасительную, покуда я ещё в разуме. Я ведь чувствую, душа во мне на единой жилке держится.
— Когда выходить будем? — буднично спросила Уника.
— А вот переделаем все дела, разберёмся с мэнками, да и пойдём потихоньку. — Ромар улыбнулся, и Уника обратила внимание, что и зубы у старика уже не те: почернели, торчат вкривь и вкось. А ведь зубы для безрукого — первый инструмент.
— Ты не смейся, — сказала Уника. — Я ведь серьёзно спрашиваю.
— А ежели серьёзно, — Ромар приподнялся, — то уходить нам с тобой отсюда нельзя и не уходить — тоже нельзя. Как ни раскидывай — кости неровно ложатся. Я ведь собирался на низ идти, а теперь это тебе придётся. Места знакомые, не заплутаешь. Без нефритового ножа наши не отобьются от мэнков. А то ведь от священного нефрита лишь малая часть осталась, да и та… — Ромар поморщился, — не в тех руках.
